Оливия Уайлд – одна из докторов в команде доктора Хауса в главном хите канала FOX - знает, какого врача предпочла бы сама: «Только зловредного Хауса. Он может и не думал бы о моих чувствах, зато точно вылечил бы».

Для Уайлд это не просто слова.

Актриса, которая играет доктора Рэми Хадли (Вы знаете её как Тринадцатую), отвечает на этот вопрос без доли сомнения, ведь она сама недавно имела дело с необычным заболеванием. «В прошлом году в Таиланде я подхватила лихорадку Денге, и отчаянно надеялась попасть к врачу типа Хауса».

Да, действительно, определение этой болезни было бы для Хауса плёвым делом.

«Это передающаяся комарами болезнь, которая имеет 4 разновидности», - объясняет Уайлд, звуча как её героиня в «Докторе Хаусе». «В худшем случае, она может вызывать различные кровотечения, в лучшем – ужасную температуру. Моё состояние было где-то между всем этим. В начале я не знала даже, что со мной – ведь я была в другой стране, к тому же чувствовала себя очень слабой. Это было мучительным опытом. Я постоянно повторяла мужу, что если здесь был Хаус, всё бы было уже в порядке».

Star-telegram.com: У Тринадцатой серьёзное заболевание – синдром Хантингтона, генетическое неврологическое расстройство, которое может серьёзно укоротить её жизнь. Что Вы почувствовали, когда сценаристы придумали для Тринадцатой то, что может её убить её?
Оливия Уайлд: Актёры – такие садисты. Нам нравится, когда у наших героев очень драматичные сюжетные линии. Так что я легко приняла это. Такое развитие сюжета необычно для шоу вроде «Хауса» и то, что сценаристы доверили мне играть такую роль – огромная честь. И да, может быть я «умираю», но зато прекрасно провожу время».

Вы можете передумать на счёт этого, когда придёт день смерти Тринадцатой и Вам придётся покинуть шоу.
Определённо. Я просто уверена, что в тот день мне будет очень грустно. Если только я не воскресну и мой дух будет всех преследовать! Но, наверно, это будет неуместно для медицинской драмы, к тому же в одном мы это уже видели.(Имеет в виду «Анатомию Страсти») Так что вряд ли.

Вы больше, чем целый сезон были просто Тринадцатой. Не странно ли было играть столько времени героиню, не зная её настоящее имя?
Это было скорее интересно. Я узнала её имя до того как зрители, потому что доставала Дэвида Шора, Кэти Джейкобс и всех сценаристов. Я сказала им: «Мне нужно знать её имя, потому что это может повлиять на то, как я думаю о ней». В ответ услышала, что так не должно быть: «Просто продолжай играть так как раньше, и мы скажем тебе имя». Но всё таки что-то изменилось в моём мнении о ней, когда я его узнала.

Как именно имя изменило Ваше мнение о героине?
Во-первых, мне оно очень понравилось. Рэми Хадли. Я думаю, что есть что-то милое в нём, то что заставляет меня видеть её в новом свете. Имя Рэми похоже на имя ребёнка, девочки – очень серьёзной, независимой и сильной. А Хадли звучит очень мягко. Для меня очень интересно сопоставлять личность и имя.

Скорей всего, Вы будете просто Тринадцатой в сердцах миллионов зрителей. Вы не против этого?
Конечно нет. Тринадцатая - в каком-то роде – тоже её настоящее имя.

В чём Ваши главные отличия от Тринадцатой?
Мы с ней очень разные. Я очень открытый человек. Глупенькая и доверчивая. Она – нет. Я думаю, что скоро, с помощью Формана, мы узнаем, что Тринадцатая более абсурдна, чем мы все думали. Когда я превращаюсь в Тринадцатую, мне приходится прятать мою игривость, улыбку и доверчивую натуру. Но и не бывает так, что я не наделяю героинь какими-нибудь своими качествами. Тринадцатой от меня досталось немного занудства. Она стала врачом довольно рано – так что, доля занудства в ней есть. Может быть, она и круто одета, её приходится постоянно быть невероятно умной, но в душе она заучка. Такая же как я.

Если Вас одеть в докторский халат и отправить в больницу, как долго Вы сможете изображать врача и не быть пойманной?
Ну, я буду справляться до тех пор, пока кто-нибудь попросит что-нибудь сделать. Я могу притвориться, что умею держать шприц, по крайней мере, если там не будет чего-нибудь химического внутри. Ещё я точно никогда не стала бы врачом, потому что мне бы пришлось иметь дело с человеческими испражнениями.

Как Вы думаете, почему зрители так любят угрюмого Хауса?
Как персонаж, он заинтриговывает людей. Как только зрители расслабляются и начинают думать «О, в глубине души Хаус всё-таки замечательный человек!», он делает что-то такое, что заставляет вас думать: «Какой же он гнилой внутри, у него холодное, тёмное сердце». Вы никогда не знаете, как по-настоящему относитесь к Хаусу. Ещё одна вещь, которая привлекает в Хаусе – он говорит то, что все чувствует, но не могут в отличии от него сказать вслух. Он всегда честен и люди уважают это.

Если говорить о работе с Хью Лори, какой момент между Хаусом и Тринадцатой Вам нравится больше всего?

Их очень много, но одну сцену я люблю особенно: когда Тринадцатая в кабинке душа жалеет себя, а Хаус приходит поговорить с ней и стучит своим ботинком о ее ботинок из соседней кабинки. Здесь забавно то, как мы снимали это. Мы отсняли все, за исключением эпизода просовывания ноги, и они (съемочная группа – пер.) сказали: «Хью, ты можешь идти домой. Мы можем использовать другого человека для этого кадра, потому что ничего не будет видно, кроме ноги и лодыжки». Но он сказал: «Нет-нет, точно нет, я хочу сделать это, потому что Хаус сделал бы это по-своему». И я подумала: «Это что-то фантастическое. Поздняя ночь. Он отпахал 16 часов. Он может пойти домой. Но не хочет, потому что хочет убедиться, что показанный башмак постукивает по-хаусовски». Я подумала, что это блестяще. Именно поэтому Хью настолько хорош в том, что он делает.