В кинотеатрах всего мира сейчас полным ходом идет прокат картины «Ковбои против пришельцев» – нового проекта режиссера «Железного человека» Джона Фавро и продюсера Стивена Спилберга. После лондонской премьеры у корреспондента «Парка культуры» появилась возможность побеседовать с исполнительницей роли единственного женского персонажа фильма – звездой «Доктора Хауса» актрисой Оливией Уайлд, начавшей завоевывать Голливуд еще на старте года, с фильма «Трон: наследие».

– Сложно ли в наши дни перебираться с малого экрана на большой? У вас вроде все получается довольно легко...

– Мне кажется, что пропасть между телевидением и кино сильно сузилась – теперь режиссеры с завидным постоянством приглашают в свои фильмы телезвезд. Раньше играть в телесериалах считалось не очень почетным — только если тебя списывали со счетов и ты оказывался никому не нужным в большом кино. Сейчас же и кинозвезды с блистательными карьерами не чураются работы на телевидении, и это прекрасно.

– Вы как-то планировали свой переход в большое кино? Это ваше собственное решение или, может быть, с кем-то консультировались? С Хью Лори, например…

– Я боюсь, таких советчиков ни у кого нет, хотя бы потому, что тут нет единой формулы. Единственное, в чем можно быть уверенным, — это в том, что никто ничего не знает и не понимает. Нельзя наперед сказать, что сможет сработать и какой план окажется действенным. Если кто-то утверждает, что у них есть план, как сделать хит, то у них точно не все дома. Еще год назад и я представить себе не могла, что буду сидеть здесь и обсуждать с вами секреты успеха в Голливуде. Кажется, мне очень повезло. Но не все сводится к блокбастерам. Сейчас у меня на осень запланированы релизы аж трех инди-проектов, также я закончила работу над своей короткометражкой, спродюсировала документалку и собираюсь заниматься этим и впредь. Так что я бы не сказала, что сейчас отчаянно стараюсь запрыгнуть на поезд, который ведет к олимпу. У меня нет в уме никакой стратегии покорения Голливуда. Если попадается что-то хорошее, я за это с удовольствием берусь. И, к счастью, на данный момент я чаще говорю «нет», чем соглашаюсь.

– И все же как живется со вновь обретенной славой? Папарацци?

– Я такая скучная – им со мной не интересно. Они следуют за мной в прачечную, в кофейню и прочие места, куда я хожу по своим скучным делам. Пара фотографов на днях даже привязалась за мной на пробежке. Хотите пробежаться? Да ради бога. Если хотят, что же, я им запрещать буду, что ли? Могу даже водой угостить. С лимоном.

– А как с коллегами? В «Ковбоях против пришельцев» вы главный и едва ли не единственный женский персонаж...

– К счастью, в съемочной группе хватало женщин, я не чувствовала себя как Рипли в мужской тюрьме в «Чужом-3» (смеется). На самом деле, мне было очень важно почувствовать себя уверенно в компании мужчин, потому что именно это и должна была сделать моя героиня. Впрочем, она была в экстремальной ситуации; я же, напротив, ощущала мощную поддержу со стороны партнеров. Это было незабываемо. Хотя все трюки все равно приходилось выполнять на равных с мужчинами!

В фильме есть одна сцена, где меня похищают инопланетяне прямо из седла. Для нее специально построили огромные 25-метровые конструкции, к которым привязали тарзанку. Другим концом эта тарзанка была привязана к моей спине. И мы с Дэниелом должны были во весь опор проскакать между этими конструкциями так, чтобы тарзанка вытянула меня из седла и я взлетела в воздух на 15 метров вверх. Самая сложность состояла в том, чтобы не запутаться ногами в стременах, иначе лошади пришлось бы взмывать в воздух вместе со мной... Что, полагаю, было бы не очень приятно — и мне, и лошади. Это было главное событие дня: все собрались на площадке, чтобы поглазеть, съемочная группа аплодировала и кричала «Ура!» каждый раз, когда мне удавался этот трюк. Мне пришлось проделать этот трюк раз 12, не меньше. На то чтобы спустить меня вниз, уходило несколько минут, и вот я болталась там, на тарзанке, на высоте пятиэтажного дома и смотрела на всю нашу группу свысока — ощущение было очень странное, потому что эта огромная толпа просто терялась на фоне ночного каньона и силуэтов величественных гор. Еще приятно то, что все каскадеры, которые наблюдали за моей работой в этой сцене, на следующий день прямо из кожи вон лезли, чтобы доказать, кто на съемочной площадке хозяин.

– А производственные травмы были?

– У меня на бедре был огромный синяк от револьвера, который все время подпрыгивал, когда мы скакали. А однажды я все-таки свалилась с лошади, и этот случай всех перепугал до смерти. Я выросла на ферме в Ирландии, поэтому в своей жизни нередко падала с лошади — мы с сестрой даже соревновались в том, кто больший лузер. Обычно, когда я езжу верхом, я надеваю шлем — упала, отряхнулась и пошла дальше, но тут все было совсем иначе. Мы снимали батальную сцену, и около 40 лошадей скакали по каменистой поверхности. На пути у нас была небольшая ложбина в пару метров шириной, и всем нам надо было спуститься в нее и подняться на другой стороне, а там ложбина заканчивалась небольшой грядой. Моя лошадь перепрыгнула через нее и как-то не рассчитала траекторию, и упала, немного меня придавив. Лошадь тут же убежала, но я стукнулась головой и не могла встать, а за нами во весь опор скакал целый табун. Был очень большой шанс, что все эти прекрасные скакуны по приземлении меня просто растопчут. Я лежала и слышала, как они приближаются, мысленно рисовала себе свои похороны, продумывала скорбные речи, которые будут говорить мои друзья и родственники. Все это происходило буквально в доли секунды. И тут Уолтон Гоггинс, который играл одного из разбойников, увидел меня на земле и каким-то чудом развернул свою лошадь прямо передо мной. Все остальные лошади принялись огибать его, так что он меня прикрыл — фактически спас жизнь. На площадке была такая тишина, как будто все умерли. Джон подошел ко мне, бледный как смерть, нагнулся и сказал: «Попытайся пошевелиться». Я-то пошевелиться не могу, но ему говорю: «Верните мне лошадь, давайте еще один дубль». И тут меня все сразу зауважали пуще прежнего. Я сразу превратилась в «своего парня».

– Сейчас актрисы вновь стали делать упор на образ секс-бомбы, как, скажем, Мила Кунис. А у вас костюм такой целомудренный — никаких корсетов...

– К счастью!

– …Все пуговицы застегнуты до самого подбородка. Это что же, попытка подчеркнуть недоступность вашей героини?

– Да уж, грудь вываливать не пришлось. Думаю, у меня бы не получилось ничего вывалить, даже если бы я очень захотела (смеется). Это была задумка Джона Фавро. Он считал, что Элла сексуальна потому, что у нее на поясе болтается кобура от револьвера. И вообще в образе моего персонажа есть что-то, что сразу выдает ее «необычность»: ее волосы беспорядочно распущены, на ней нет макияжа, она не носит корсета. Она не вписывается в это общество, не выглядит ни женой рейнджера, ни ковбойшей, ни одной из проституток в борделе — так кто же она такая? Мы намеренно придали моей героине такой вид, чтобы сразу стало понятно: с ней что-то нечисто.

Что касается сексуальности... В одной из сцен Дэниел снял рубашку и я была без верхнего платья, но все равно упакованная до самой шеи. И тут Джон, такой, кричит: «Обнажи ключицу!» Ключица — это у нас вместо груди теперь. Моя мама может мной гордиться. Но, если серьезно, я очень рада, что Джон не стремился запихнуть в экран как можно больше карикатурных дам с пышными формами и идиотскими кружевами.

– Я вот к чему: что вас вообще привлекло в этом проекте? Ковбои – совершенно мужская история…

– Ну, я люблю вестерны. Я выросла на вестернах и в детстве смотрела их пачками. А еще я люблю научную фантастику и являюсь, пожалуй, самым большим на свете фанатом Стивена Спилберга. И еще я очень хотела поработать с Джоном Фавро, тем более что предложенный сценарий мне показался потрясающим, а мой персонаж — совершенно непредсказуемым. Я действительно поначалу поверила в то, что Элла умерла на 50-й странице. Приятно, что она раскрывается постепенно и у нее есть тайна.

– Что вам дала работа в сериале «Доктор Хаус»? Ну, помимо того, что принесла всемирную славу.

– Как минимум я теперь имею приблизительное представление о том, где у меня в организме располагаются внутренние органы. Иногда это полезно. Вообще у нас на съемочной площадке всегда присутствуют настоящие врачи, чтобы мы не нагородили какой-нибудь ахинеи. Так что общие медицинские знания, хочешь не хочешь, а остаются на подкорке.

Если ты играешь в успешном телешоу, люди видят, как ты годами воплощаешь один и тот же образ, поэтому у тебя есть возможность показать все грани своего персонажа и продемонстрировать все свои актерские умения. Это также отличная тренировка: актер должен быть всегда подготовлен, всегда готов мобилизоваться и быстро разучить диалоги, уметь работать с разными режиссерами. Работа на телевидении — это как муштра в армии.

– Недавно вам предложили сыграть порнозвезду Линду Лавлейс. Вы уже приняли решение по этому проекту?

– Нет, пока еще не определилась. Очень страшно, потому что делать байопик — большая ответственность. Но этот проект выглядит исключительно многообещающе. Роб Эпстайн и Джефф Фридман — большие таланты, у них в активе есть «Оскар» за документальную работу, а также картина про Аллена Гинзберга под названием «Вопль». И история Линды Лавлейс очень неординарна, во многом принадлежит своему времени и интересна с исторической точки зрения. Кстати, тут обнаженки будет даже меньше, чем в «Ковбоях против пришельцев» (смеется). Людям кажется, что, раз речь идет о порнозвезде, то это обязательно должно быть шокирующее кино с рейтингом X и непременными голыми телами в кадре. Совсем не обязательно ведь.

– Ну, мы видели не так много фильмов о порнозвездах. Но вот, например, в «Ночах в стиле буги» обнаженка была...

– Не хочется вас расстраивать, но это был ненастоящий пенис (смеется). Я слышала, что Марк Уолберг хранит этот муляжный член у себя на полке. Интересно, какой трофей мне достанется после «Лавлейс»...